---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

сегодня привалило много вайсс-счастья.
во-первых. родился айя
во-вторых, зленка
в-третьих, была прода. страшная, ужасная, но долгожданная
а в-четвертых, скарлет шарлотт вернулась со своими типичными атипичными брэдоранами.
ну и там по мелочи
как-то у ноосферы сегодня все сошлось

---

ога - мужик! мужик - ога!!! ога - мужик даже в теле вельзи
блин, эта манга порвет меня на части от смеха и кавая

см дальше

@темы: странный фрукто манга

---

не знаю даже, что люблю сильнее, баха космогоничного, ошеломляющего и необоримого или вот такого человечного, тихого и слабого



во втором треке слышно как пианист подпевает, вернее мычит почти про себя. и очень его понимаю

@темы: музкоктейль

---

Лиолит, с днем рождения!!!
Пусть всё будет первым классом

чибики гнусно потырены с пиксива у

---

не удержусь-таки
сморел вчера клипы пис_ака. очень сильно ржал. жосткий школьный японский махач
а главное, песни! чудные песни! апофеоз росской шпана-романтики, ну и японский махач на них
варнинг для тех, кто не любит маты и ниже пояса: это плесень


клипы здесь, первые два с верхнего края

@темы: спиЖЖенно и сдайренно, ржать и плакать

---

ыыы так интересно. даже народы в принципе не имевшие письменности, осозновали материальную и временную массу речи

Из мифа австралийских абооригенов о появлении солнца. Изображен добрый дух, решивший поддерживать огонь, чтобы каждый день освещать мир. Вокруг него эму, журавль и пересмешник. Выше головы духа, сбоку, находится яйцо, брошенное журавлем. Та часть, в которой говорится о том, как желток зажег дрова на небе, опущена. А точки - это те разговоры, которые велись в начале рассказа, и смех пересмешника.

см дальше

мифология, конечно, безумно увлекательная штука. и антропологическая, и теоретическая

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

му кел грызет лис чону ухо, когда ревнует, недоволен, хочет, ревнует, недоволен, хочет, ревнует....
мряяяяяяяя как же фапаю на этих двоих оболтусов

@темы: странный фрукто манга

---

а мне дао наруиту подкинул
нраааавится
виииип
только бы закончили

@темы: ночная птица - чтица, тень от тени итачи

---

ой, простите, ну просто нет сил удержаться. просто музыкальное обкончалово.
Хроматическая фантазия и фуга ре минор BWV 903

фортепиано (Фридрих Гульда)

смдальше

фантазия на клавесине?/клавире? (это настоящий брейнфакинг для ушей, изнеженных фортепиано )

слуш дальше

фантазия в джазовой обработке

слуш дальше

из доклада Э. К. Розенова "Закон золотого сечения в поэзии и музыке"
"Мы находим у Баха сравнительно более детальную и органическую сплоченность. Закон золотого деления проявляется у него с поразительной точностью в соотношениях крупных и мелких частей как в строгих, так и в свободных формах, что, несомненно, соответствует с характером, этого гениального мастера-труженика, сильным, здоровым и уравновешенным, с его глубоко сосредоточенным отношением к работе и детально отделанной манерою письма"...

Анализ Хроматической фантазии и фуги И. С. Баха

Хроматическая фантазия и фуга И. С. Баха объединены общей тональностью ре минор и контрастны по жанру и образу. Хроматическая фантазия с фугой ре минор - одно из величайших творений Баха, образец совершенства формы и содержания, "могущественнейшее клавесинное произведение".

Хроматическая фантазия написана в размере 4/4, имеет 79 тактов, т. е. 79• 4 = 316 четвертных долей.

Итак, "целое" а=316. Фантазия состоит из двух ясно различимых по характеру частей, отделенных друг от друга паузой. Первая часть, прелюдия, заканчивается на арпеджированном доминантовом трезвучии с разрешением на 2-й четверти 49-го такта, на которой стоит знак ферматы (удлинение звука), и затем идет пауза. Таким образом, первая часть фактически заканчивается на 3-й четверти 49-го такта, т. е. на 195-й (48 • 4 + 3) четверти a1 = 195. На вторую часть приходится 121 четверть (a2 = a − a1 = 316 − 195 = 121).
Вычисляя "теоретическую" длину первой части с помощью коэффициента золотого сечения, мы с поражающей точностью находим


Итак, Хроматическая фантазия разделена на первую и вторую части в золотой пропорции:


Но на этом чудеса гениального творения Баха только начинаются. Построив ряд золотого сечения при а=316, имеем


Каково же должно быть наше удивление, когда мы обнаружим, что на 124-й четверти находится кульминация первой части и стоит знак ферматы •, а на 77-й четверти от начала второй части имеет место кульминация второй части. Таким образом, кульминация обоих частей с небольшой погрешностью, легко объяснимой растяжимостью темпов, делит эти части по закону золотого сечения. Далее, каждый из полученных четырех разделов Хроматической фантазии имеет характерные особенности, которые также с потрясающей точностью приходятся на точки золотого сечения этих разделов. Также Розенов нашел и более мелкие деления Хроматической фантазии в золотой пропорции.


Рис. 2: Главные золотые сечения Хроматической фантазии И. С. Баха. Цифры обозначают число четвертей теоретического ряда золотого сечения (а=316). Справа дано описание соответствующих характерных мест нотного текста фантазии.

Итак, Хроматическая фантазия, произведение свободного по форме жанра, буквально соткано из золотых пропорций. Пожалуй, эстетическое впечатление от математического анализа Хроматической фантазии имеет не меньшую силу, чем прослушивание бессмертного творения Баха. А взятые вместе - чувственное впечатление и рациональный анализ, безусловно, позволяют еще на один шаг приблизиться к сокровенным тайникам гения.

Фуга

Перейдем к анализу фуги. Фуга (от лат. fuga - бег) является наиболее совершенной формой многоголосной музыки (полифонии). Фуга строится на многократных проведениях (повторениях) основной музыкальной темы в разных голосах. Проведения основной темы обычно перемежаются в фуге с промежуточными вставками, называемыми интермедиями. Таким образом, фуга в отличие от фантазии имеет четко определенный закон построения. Но тем не менее точность "математического" построения фуги ре минор просто поражает!

Фуга ре минор состоит из семи пар проведений и интермедий и двух самостоятельных проведений. Из семи пар "проведение-интермедия" пять пар строго подчиняются закону золотого сечения. Те же две пары "проведение - интермедия", для которых закон золотого деления не выполнен, являются своеобразными центрами симметрии относительно обрамляющих их разделов фуги и с каждым из них находятся в золотой пропорции! Именно для того, чтобы выделить эти два центра симметрии, Бах специально допускает в их строении отклонения от золотого деления и делает эти две пары "проведение-интермедия" симметричными.


Рис. 3: Строение фуги ре минор И. С. Баха. Целые числа указывают число четвертей в фуге, дробные - теоретическое значение золотых сечений. Золотые пропорции в более крупных частях фуги отмечены фигурными скобками, центры симметрии - кружками. П - проведение, И - интермедия.

На рисунке приведена схема строения фуги ре минор. Здесь же указано число четвертей в каждом разделе фуги (целые числа) и даны теоретические значения членов золотой пропорции (дробные числа). Как видим, все пять пар "проведение-интермедия" с изумительной точностью разделены в золотой пропорции (абсолютные ошибки колеблются в диапазоне от 0,05 до 0,15 четверти, относительные ошибки - от 0,02% до 0,7%). Таким относительным погрешностям могут позавидовать многие из современных инженерных расчетов! В более крупных разделах абсолютные ошибки, естественно, возрастают. Но и при делении самого большого раздела (91 четверть) эти ошибки не превышают 1,25 четверти. Не следует, однако, забывать, что мы имеем дело с художественным произведением. Отметим, что в фуге ре минор существуют также и более мелкие, и более крупные соотношения золотого сечения.

Итак, простой математический анализ, не выходящий за рамки арифметики, позволяет совершенно иными глазами взглянуть на музыкальное произведение, увидеть его скрытую внутреннюю красоту, которую мы только ощущаем, слушая произведение, и которую мы "видим", проводя его математический анализ.

@темы: музкоктейль, глюк-нонстоп

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Бах - это больше, чем музыка.

Wohl mir, daß ich Jesum habe (Jesu, Joy of Man's Desiring) из кантаты Herz und Mund und Tat und Leben, BWV 147

хор, гобой и орган

слуш дальше

орган и валторна?/гобой?

слуш дальше

орган и баритон (эуфониум)

ссыль

youtu.be/MnhZcUW408Y

симфонический оркестр + хор

слуш дальше

симфонический оркестр + клавесин (Виртуозы Москвы)

слуш дальше

фортепиано (Alon Goldstein)

слуш дальше

12-струнная гитара

слуш дальше

гитарное трио

слуш дальше

джаз

слуш дальше

синтезаторы (Isao Tomita)

слуш дальше

голос + ирландская скрипка (Celtic Woman)

слуш дальше

голосовая полифония, т.е. голос, ведущий основную тему + хор (Sissel Kyrkjebø )

слуш дальше

@темы: музкоктейль, кавер-квест

---

читаю мангу с очень японским названием "подождите пожалуйста", где очень японский уке имеет очень японскую профессию смотрителя станции метро и очень японскую фобию прикосновений
гы-гы-гы

@темы: странный фрукто манга

---

делилась тут с камрадом ссылями на джазовую обработку вивальди и попутно заценила обработки баха того же Jacques Loussier Trio . блин, офигенно. надо изыскать много места, ибо на рутрекере все во флаке

@темы: музкоктейль

---

Крысоласке с опозданием и любовью

крысоласка, с днем рождения.
Ты чудесный человечище с удивительными глазами, носом, руками, мозгами и сердцем. Если бы все видели, обоняли, понимали и воплощали красоту, что всегда вокруг нас, так, как это делаешь ты, то мир давно бы стал гораздо прекраснее и чище.
Люблю и очень надеюсь на личную встречу однажды в Гонконге.

В подарке - попытка отщипнуть по кусочку от необъятного и смешать вместе суми-э, маруяму, китано и вайсс кройц

Четыре оттенка черного

Где-то в саду щебечут птицы. Цвиркают сверчки. И глухо, на грани слышимости, рокочет далекий прибой.
Ни одного звука человеческого присутствия - домик бывшего врача, а ныне мастера суми-э Танидзаки, уединен настолько, насколько этого позволяют накопленные деньги. Большие деньги.

За три недели Айя видел только двух человек – хозяина домика и себя в зеркале. Ни телефона, ни сотового, ни компьютера. Вся связь с миром - утоптанная тропинка с холма и бумага с тушью на низком столике у окна. Но со сломанной ногой далеко не уйти, а сломанными пальцами много не написать. Впрочем, Айе некуда торопиться и не с кем связываться.

Единственное лежащее на столике письмо адресовано ему. На расстоянии написанные от руки строчки похожи на копошащихся насекомых.

...рухнуло, тебя сильно завалило обломками. Кен и Йоджи погибли. Вайсс расформированы…
…Айя-тян очнулась, но прожила только двое суток…
…Я нашел катану. Обещаю, что выберу ей хорошие руки…
…Айя-кун, может тебе не возвращаться?
…открою для тебя счет... …когда решишь, отдай письмо мастеру Та…

Такатори Мамору.

На стене висит свиток с копией Миямото Мусаши*. Хозяин дома даже неразговорчивее Айи. Одинокий ворон на сухой ветке тоже молчит, а когда изредка каркает - ему никто не откликается.

by Miyamoto Musashi

***

В мирской жизни мастер Танидзаки был отличным врачом: переломы срастаются чисто. Еще не сняв гипс со сломанной ноги, Айя начинает нагружать ее. Но когда гипс снимают с руки, Айя выказывает полное равнодушие к исхудавшим, непослушным пальцам, словно не знает, что с ними делать. Не знает, стОит ли что-то с ними делать.

Мастер Танидзаки не спрашивает и не уговаривает. Он приносит небольшие круглые камешки, короткие гладко оструганные палочки, а, когда те покрываются пылью, приводит Айю в свою студию и молча вручает набор кистей.

Айя начинает с бамбука. Все умеют рисовать бамбук. Это просто: ствол - толстой линией, ветви - тонкими, листья - широкими штрихами. Но кисточка норовит выскользнуть из пальцев, и на бумаге появляются уродливые пятна и линии. Айя сжимает кисточку изо всех сил, но получается только хуже - и вот уже лист бумаги весь черен от хаотичных пятен и мазков. Мастер Танидзаки долгое время молча стоит за спиной, но вдруг резко бьет Айю по плечу и, когда тот роняет кисть, обеими руками хватает за голову, насильно поворачивает ее к окну. В распахнутые седзи видно сад и растущую в нем рощицу бамбука: единую зеленую массу тонких как хаси и зрелых - толщиной в руку - побегов, качающихся, шелестящих, живых… Айя смотрит, пока совсем не темнеет, и бамбуковая роща не сливается в одно пятно с остальным садом.

На настенном свитке теперь тоже бамбук. Резким линиям и пятнам не хватает изящества и утонченности. Ветер гнет тонкие ветви, листья сливаются в одну черную массу, но сам бамбук неудержимо рвется в небо.

***

Оказывается, бамбуковые кисточки дают не меньшую нагрузку, чем боккен. Порой от очередного поединка с кистью Айя устает даже больше, чем от тренировки. Мастер Танидзаки не сэнсей: он не учит, не объясняет, не демонстрирует. Просто каждый раз Айя находит столик для рисования в другом уголке сада: возле бамбуковой рощицы, около куста разросшейся магнолии, на берегу крохотного пруда, в котором скользят двойные тени рыб.

У живущих в саду птиц подрастают птенцы. Иногда мастер ставит столик так, что Айе хорошо видно гнезда, торчащие из них вечно разинутые клювы, нескончаемую суету пернатых родителей. Логику мастера не понять, да Айя и не пытается: он просто смотрит, и, когда рисунок перьев, прожилок на листьях, на крыльях стрекозы становится отчетливее паутины шрамов на пальцах, берет в руки кисть.

На стене в его комнате теперь висит распечатка - выбор мастера также непостижим, как и наличие принтера в неэлектрофицированном доме. Нахохлившаяся птица с хищно загнутым клювом неотрывно смотрит в глаза. Черные блестящие перья топорщатся от нетерпения. Еще мгновение, и расправленные крылья с силой бьют по воздуху.

***

Айя никогда не называет мастера Танидзаки "сэнсей", но когда тот одобрительно кивает, рассматривая новый рисунок, чувствует радость похваленного ученика. Переломы совсем зажили, и боккен в пальцах со шрамами быстр почти так же, как была быстра катана.

Ему еще больно даже думать о смерти сестры и товарищей, но, кажется, он стал сильнее этой боли. И впервые Айя задумывается о том, что чувствовал тот, кто написал ему письмо. Что чувствует сейчас.

На стене его комнаты - работа самого мастера Танидзаки. В первый раз. Молодой, только вставший на крыло ворон, крепко вцепившись еще красноватыми лапками в тонкий побег бамбука, громкогласно зовет приятелей. Айя долго рассматривает суми-э, касается пальцем разинутого клюва и тихо передразнивает пернатого подростка "кар-р! кар-р! кар-р".

by Jan Zaremba

На следующее утро мастер Танидзаки как обычно идет в деревню у подножья холма. В его руках корзина, на дне которой лежит письмо. В нем всего две строчки.

"Оми, я возвращаюсь.

Ран".

owari

примечания
* Свиток "Ворон на вершине сухого дерева", приписываемый руке легендарного Миямото Мусаши, считается образцом дзенской философии в суми-э. Ворон - символ самурайского духа. Катана символизирована сухой ветвью, лишенной листвы. Т.е. черный одинокий ворон являет собою суть воина, всегда одинокого, и всегда готового к встрече с неотвратимым.
В общем, таким символическим образом мастер Танидзаки, видимо, хотел поддержать Айю.

запись создана: 26.06.2011 в 19:37

@темы: сочинительство и переводчество, подарки для замечательных людей, вайссомания

---

на часах почти три ночи, нефига не сделано, не убрано, не приготовлено, но с лица не сползает счастливая улыбка. сегодня был офигенный день и таким его сделали вы, мои драгоценные дайри-камрады. не будь вас, как не впасть в отчаяние от всего, что не сделано кругом
спасибо за добрые слова, смайлы, музыку - музыку! - картинки, коллажи, , гифки, даже стихи.
и отдельно огромное спасибо за тексты, за обожаемые фарфораны, недобрэдораны, айяйоджи... Элис, Дитка, Зленище, Крысоласкин, Ирен, вы сделали меня очень счастливым и удовлетворенным йожиком

и всем - спасибо вам огромное, мои дорогие, вот просто огромное преогромное

слова

Feeling Good

Birds flying high you know how I feel
Sun in the sky you know how I feel
Reeds drifting on by you know how I feel
It's a new dawn it's a new day it's a new life for me
And I'm feeling good

Fish in the sea you know how I feel
River running free you know how I feel
Blossom in the trees you know how I feel
It's a new dawn it's a new day it's a new life for me
And I'm feeling good

Dragonflies all out in the sun
You know what I mean, don't you know
Butterflies are all having fun
You know what I mean
Sleep in peace
When the day is done
And this old world is new world and a bold world for me

Stars when you shine you know how I feel
Scent of the pine you know how I feel
Yeah freedom is my life
And you know how I feel
It's a new dawn it's a new day it's a new life for me
And I'm feeling good

Ooooh
(Feeling good)

перевод

Меня прёт (перевод Кати Чикиндиной из Могилева)

Птица в небесной дали, ты знаешь чувства мои.
Солнце в прозрачной пыли, ты знаешь чувства мои.
В светлой воде тростники - все знают чувства мои.

Это новый восход,
Новый день настает,
И жизнь новая ждет -
И меня просто прет.

Рыбы в глубоких морях - все знают чувства мои.
Реки плывут второпях и знают чувства мои.
Цветы на деревьях, кустах - все знают чувства мои.

Это новый восход,
Новый день настает,
И жизнь новая ждет -
И меня просто прет.

К солнцу летишь, стрекоза,
И знаешь, о чем я, ведь знаешь, да?
Бабочка, вот егоза,
Ты знаешь, о чем это я.
Спокойно закрывайте глаза
На исходе дня,
А старик мир будто вновь рожден
И загадок полн
Для меня.

Звезды в прохладе ночной - все знают чувства мои.
Запах сосновый лесной, ты знаешь чувства мои.
Свобода, хозяин я твой,
Ты знаешь чувства мои.

Это новый восход,
Новый день настает,
И жизнь новая ждет -
И меня просто прет

---

Подарок от Зленища. Думы, ушки и айяйоджи

25.06.2011 в 22:31

Пишет  Z.Lenka:

Поздравлятельное
Фундосик, с Днем рождения! Любви, счастья, денег и всего-всего. В общем, желаю, чтобы жизнь была для тебя увлекательным путешествием. Люблю и очень счастлива, что встретила тебя.Кампай!

Подарочек
Оригинал
Название: Среда
Автор: ShonenAiSorcerer
Перевод: Z.Lenka
Бета: answeraquestion
Альфаридинг: Iren.
Жанр: Романс, юмор.
Пейринг: Йоджи/Ая
Фандом: Weiss Kreuz
Дисклеймер: Все не наше.
Саммари: Чего только не сделаешь ради любимого

- Знаешь, по чему я соскучился?

Ая даже не поднял глаз и продолжал читать. Он молча сидел на диване рядом с Йоджи, и лишь легкий наклон головы говорил о том, что он все-таки прислушался.

- По сиськам.

Йоджи ждал испепеляющего взгляда, но не получил ничего даже приблизительно подобного. Ая никак не прокомментировал его высказывание и вернулся к чтению, снова заскользив взглядом по страницам. Йоджи посидел с минуту в тишине, позволяя мыслям свободно блуждать в голове. И, как обычно, знал, что напрашивается на неприятности, но уже не мог остановиться.

Он улыбнулся, представив Аю в женском белье, и полностью погрузился в свои фантазии. Белоснежное кружево и рыжие волосы.

- Эй, Ая…

На сей раз реакции не воспоследовало вообще. Ничто не предвещало опасности.

- А помнишь, я купил того плюшевого…

- Нет.

- Но я…

- Нет.

- Я тебя еще не о чем не просил!

Ая не произнес вслух ни слова, но его взгляд ясно желал Йоджи сгореть в аду.

Это уже слишком.

*****

- Давай помогу.

Ая его проигнорировал, удобнее перехватил огромную кадку с пальмой и продолжил свой путь. Затем установил ее на полу у окна, легко, словно это была маленькая ромашка, намеренно показывая Йоджи, что тот зря суетится. Ой, ладно, чушь собачья. Он вчера сам таскал эту кадку, и она была офигеть, какая тяжелая.

Но если таким образом Ая хотел ему что-то доказать, то и прекрасно. Йоджи не позволит этому испортить себе настроение. Тем более, что им весь день работать вместе. Чтобы по-настоящему поцапаться – времени предостаточно.

- Оу, малыш, ты такой сильный, - проворковал Йоджи, перегнулся через прилавок и коснулся Аиного плеча. Он дразнился, сознательно пробивая брешь в демонстративной мужественности Аи, раздражая его еще больше, чем если бы попытался сбить с ног и нарядить в женскую юбку. И тем не менее, что-то сладко заныло внизу живота Йоджи, когда он почувствовал, как перекатываются под пальцами напряженные крепкие мышцы, и понял, какой Ая на самом деле сильный.

Тот резко оттолкнул руку Йоджи и отправился дальше заниматься своими делами – выставлять растения под лучи раннего полуденного солнца. Йоджи мог бы помочь – там были розы, которые нужно было занести обратно в теплицу, а некоторые горшки были слишком тяжелы для одного человека. Но он просто сидел за прилавком, с удовлетворением рассматривая Аю.

Тот по-прежнему его игнорировал. Йоджи не возражал. Ая был прекрасным развлечением, и без разницы - обращал он внимание на Йоджи или нет. То, как светилась его бледная кожа, обласканная лучами солнца, проникающими в магазин; как он скрывался в полутени, поворачиваясь спиной к окну, и смена освещения лишь подчеркивала тонкие экзотические черты его лица.

И, конечно же, его тело. Ая не имел ни малейшего представления о том, как нужно одеваться. Но Йоджи все же удавалось насладиться моментом, когда свободные джинсы при движении обтягивали изгибы Аиной соблазнительной задницы. Сегодня он снова был в черной фуболке, на груди красовалось название какой-то группы, отпечатанное синим. И хотя футболка полностью скрывала его живот, почти вплотную доходя до пояса джинсов, ее ворот был достаточно низким и в нем мелькали острые ключицы, когда Ая наклонялся. И еще его руки. Длинные, худые, обманчиво хрупкие, пока не приглядишься получше. Под бледной кожей сплошные мышцы, хорошо развитая мускулатура, но не слишком выделяющаяся. Да, Ая сильный.

Было бы неплохо, если бы он время от времени разрешал хоть что-нибудь для себя сделать. Разве Йоджи этого не заслуживал? Но Ая не собирался даже позволить помочь с растениями, не говоря уже о такой ужасной вещи, как подать пальто.

Галантность давно для них умерла, потому что Ая ее убил. Вот же непруха. Йоджи не хотел принуждать Аю, чтобы тот чувствовал себя женщиной или тому подобная фигня. Ему безумно нравилось, что Ая такой жесткий, независимый и чертовски опасный. Но Йоджи любил делать всякие милые мелочи, чтобы показать Ае свою заботу. Или чтобы Ая тоже сделал для него что-то такое.

Да уж, конечно. Йоджи посмеялся над непрошенной мыслью. Ая бы отгрыз себе руку прежде, чем сделать что-нибудь приятное для Йоджи. Иногда, время от времени, не слишком часто, Йоджи не мог не задуматься, почему они вообще вместе. Но потом смотрел на Аю, и для него все становилось на свои места.

Потому что Ая это… Ая.

*****

Ее вид мог отправить в нокаут любого. Ноги длиной в милю, даже если не учитывать высоту каблука-шпильки, черные чулки, выгодно подчеркивающие изгибы бедер, и упругая попка, обтянутая почти неприличной мини-юбкой. В сером пиджаке с плотно завязанным на тонкой талии поясом ее можно было бы принять за бизнес-леди. Но отвороты пиджака открывали взору столько обнаженной кожи и ложбинку между грудей, да и практически не скрывали кружевной черный бюстгалтер, что Йоджи засомневался, что в каком-нибудь офисе одобрили бы внешний вид Мизараки-сан.

Йоджи одобрил.

Был конец рабочего дня, поток школьниц, наконец, схлынул, и у Йоджи появилось время для этой более привлекательной клиентки. Он принялся ее обхаживать, в зале то и дело раздавался их смех и шутливые пикировки. Смущение Мизараки-сан было слишком наигранным, чтобы его можно было принять за чистую монету – она быстро пришла в себя и на заигрывания Йоджи отвечала в дразнящей манере, которая практически не скрывала обещание блаженства, стоило ему только чуть-чуть поднажать.

Но он этого не сделал.

Они вдвоем прогуливались по магазину. Длинные пальцы Мизараки-сан покоилась на сгибе локтя Йоджи. Он разглагольствовал о красоте цветов, а когда приостанавливался, чтобы сравнить их с собеседницей, она терлась о него своими роскошными бедрами, принимая это за намек. Недолго думая, Мизараки-сан поинтересовалась, насколько Йоджи хорош… в обращении с цветами, конечно.
Мизараки-сан выслушала описания цветов и, последовав совету Йоджи, выбрала лилии. И хоть сейчас для них был не сезон, парни принесли из теплицы несколько этих прекрасных растений.

Покупательница низко склонилась над рабочим столом, за которым Йоджи оформлял букет. Он не заметил, как это получилось, но только ее легкий смешок заставил его обратить внимание, что он таращится, причем отнюдь не на ее лицо. Йоджи с трудом перевел взгляд выше. Слегка подрагивающие поджатые накрашенные губки обещали рай на земле. Будучи пойманным за разглядыванием декольте, Йоджи немного смутился, но Мизараки-сан не стеснялась выставлять напоказ свои достоинства.

Лилии были упакованы и положены на стол возле кассы. И когда Йоджи отдавал сдачу, слегка коснувшись пальцев женщины, она быстро нацарапала на обратной стороне чека номер своего телефона и незаметно сунула ему в ладонь. Затем улыбнулась и направилась к выходу, унося себя и свою шикарную попку.

Взгляд зеленых глаз задержался на двери, и Йоджи покачал головой. Он смял бумажку и бросил ее в мусорную корзинку под кассой. Та отскочила от ободка и приземлилась на пол. Йоджи собрался поднять чек, но отпрянул от неожиданности, наткнувшись на бледную ладонь. Он смотрел, как Ая, с совершенно безразличным выражением лица, взял бумажку и выбросил ее в мусорку.

Интересно, давно ли он наблюдал.

- Она тебе понравилась, - не глядя Йоджи в глаза, заявил Ая, словно это был доказанный факт. Ноль эмоций в голосе, но брови, тем не менее, были нахмурены.

- Нет, - отмахнулся Йоджи. Он не собирался рисковать из-за пары красивых ножек. – Всего лишь женщина.

- Хн. – ответил Ая больше себе, чем ему. И вышел из магазина, торопясь, пока у него не возникло желание всыпать своему любовнику за такое поведение.

А Йоджи остался. Их разговор почему-то подействовал на него возбуждающе.

*****

- Ая, спускайся ужинать, - скомандовал Йоджи, сунув голову в открытую дверь Аиной комнаты.

Рыжик посмотрел на него, немыслимо очаровательный в своих очках для чтения. Что-то было не так, и буквально через секунду Йоджи понял, что - у Аи сейчас совсем не такое выражение лица, какое обычно появлялось при чтении, немного расслабленное и отстраненное. Он все еще над чем-то раздумывал. Похоже, что для Йоджи запахло жареным. Вот черт!

- Ужин готов, - не получив ответа, попытался он еще раз.

Длинные прядки, обрамлявшие лицо, слегка колыхнулись, когда Ая покачал головой. «Нет».

Йоджи глубоко вздохнул и задумался, стоит ли тратить силы, чтобы уговорить своего излишне изящного возлюбленного поужинать. У Аи была уйма раздражающих привычек, но отказ вовремя поесть занимал первое место в их хит-параде, составленном Йоджи.

Как парень мог оставаться в такой чертовски прекрасной форме - было слегка за гранью понимания Йоджи. И вопреки тому, что Ая был таким худющим, Йоджи даже начал развивать теорию о его тайном пристрастии к фаст-фуду.

- Пожалуйста.

- Что? – спросил Ая. Он выглядел слегка сконфуженным, словно Йоджи только что застал его за чтением порнушки. Хотя обычно у них не было друг от друга секретов.

- Пожалуйста, пойдем ужинать.

- Хорошо, - ответил Ая.

Наблюдая за тем, как он складывает книгу и очки, Йоджи не смог сдержать улыбку. Любая победа сладка, даже если совсем маленькая.

- Я купил мороженое на десерт. Если Оми его еще не слопал, - сказал он. Ая кивнул, и Йоджи добавил, пряча усмешку: - И пирожных.

О, за этим последовало удивление, отразившееся не столько на лице, сколько в чуть расширившихся глазах. Потребовались месяцы осторожного наблюдения, которое было хуже кары небесной, и множество конфузов, прежде чем Йоджи стал различать тонкости настроения Аи.

Но он все еще не переставал чертовски удивлять.

- Спасибо, - тихо сказал Ая и коснулся рукой обнаженного живота Йоджи, задержав ее на секунду. Точно не случайно.

- Пожалуйста, - с трудом выдавил из себя Йоджи, без помощи мозга. Тот был занят тем, что возносил хвалу богам за то, что додумался надеть топик, а также обещанием, что станет носить его хоть каждый день, если благодаря ему Ая будет проявлять такие чудеса внимания. Простой жест, но сделанный намеренно, и тем более сделанный Аей. А любое соприкосновение кожи с кожей вызывало у Йоджи мысли о сексе. О, господи, он хотел секса. Забить на ужин! Им нужно раздеться и сделать это прямо здесь, на Аиной кровати.

К счастью, Йоджи научился держать при себе подобные мысли. Ну, почти. Выйдя из ступора, он последовал за Аей, изо всех сил стараясь убедить определенные части своего тела оставаться спокойными хотя бы до конца ужина.

*****

Оми и вправду почти все слопал, но кое-что осталось и для Аи. Кен и воришка мороженого отправились в гостиную смотреть музыкальную программу, а Йоджи, прислонившись к шкафчику, словно зачарованный наблюдал, как Ая, доев свою порцию, облизывал ложку.

Нет, покачал головой Ая, отвечая на невысказанный вопрос Йоджи. Жаль, конечно – он мог бы целый день смотреть на то, как ест его рыжик. Интересно, получится ли стащить из кухни остатки мороженого и уговорить Аю, чтобы он слизывал его с обнаженного тела Йоджи. Хотелось бы правда, чтобы вкус был более романтичный, клубничный например, но, если Ая пожелает…

Ая смотрел прямо на него. Йоджи почти смутился, но сумел спрятать свои чувства за ленивой, слегка виноватой улыбкой. Фиолетовые глаза сузились, но убийственный взгляд на удивление быстро смягчился, и Ая, обойдя Йоджи, поставил в раковину свою тарелку.

- Поможешь с посудой? – выпалил Йоджи, опираясь бедром о раковину. Ая на секунду задумался, и почти незаметно кивнул. Йоджи не был уверен, что он согласился, пока Ая не взял кухонное полотенце с явным намерением вытереть все, что попадет под руку. Пока что ничего не было, но после того, как в ход был пущен Аин фирменный взгляд, Йоджи заторопился и начал мыть тарелки. Их было не так уж много из-за Аиных правил ведения домашнего хозяйства по предотвращению накопления посуды в раковине. Если это чашка, то не страшно, но что-то большее, чем блюдце, могло бы вызвать порицание с его стороны.

Так или иначе, они работали молча, каждый погруженный в собственные мысли. Йоджи не рисковал даже предположить, о чем задумался Ая. Тот то и дело хмурился, так что, видимо, о чем-то не слишком приятном.

Ая поставил последнюю тарелку на полку, вытер руки и повесил полотенце на ручку духовки. Прежде, чем он успел отойти, Йоджи обнял его сзади за талию и привлек к себе. Ая был на удивление теплым и смирным, и просто положил ладони поверх загорелых рук Йоджи. Затем наклонил голову, когда губы Йоджи нежно коснулись его уха.

Да это же рай на земле, решил Йоджи. Податливый, довольный Ая в его объятиях и никаких чертовых миссий на горизонте. Он решил не думать слишком долго, ибо Вселенная по обыкновению могла преподнести ему неприятный сюрприз, если бы стало понятно, что Йоджи Кудо слишком счастлив. Тогда он вплотную занялся Аей - развернул к себе, покрыл поцелуями шею, спустился чуть ниже и облизал ключицы.

- Идем наверх?

*****

Ая был в хорошем настроении. Еще бы ему не быть? Полностью обнаженный, он полулежал, прислонившись к спинке огромной кровати, и извивался от удовольствия, вцепившись в волнистые светлые волосы. Йоджи расположился между разведенными ногами Аи и ласкал губами его возбужденный член.

Ая задыхался, крепко сжимая пальцы в волосах. Йоджи остановился, выпустил член изо рта и нежно лизнул головку, пробуя на вкус первые капельки смазки. Тело Аи дернулось и его дыхание снова перехватило. Улыбаясь, Йоджи подался назад и потянул за собой Аю, уговаривая лечь на кровать.

- Прекрасный, - прошептал он, склоняясь над Аей и чувствуя, как его собственный твердый член трется о бедро любовника. Йоджи слегка отстранился и склонил голову, чтобы насладиться контрастом их кожи.

- Трахни меня, - попросил Ая. Или приказал? Йоджи не был уверен, но его это, честно говоря, не особо волновало.

- О, да, - откликнулся он, продолжался тереться о ногу Аи, оперся на локти по обе стороны от его головы, и прижался губами к влажным от пота рыжим волосам.

- Йоджи… - почти жалобно произнес Ая. Его руки по-прежнему были в волосах Йоджи, и он дернул за пряди, давая понять, чего хочет, но не так настойчиво, как его член, упиравшийся в живот любовника. – Сейчас.

- Просто наслаждайся, малыш, - предложил Йоджи и поднял голову, чтобы посмотреть Ае в глаза. И замер.

Ая не должен был выглядеть именно так. Нет, в основном, все нормально – румянец на щеках, влажные волосы начали слегка завиваться и прилипли к лицу. Но в широко распахнутых глазах было еще что-то, кроме желания. Он нервничал. С чего бы это?

- Ая, в чем дело?

Ая покачал головой. Нет, ни в чем. Это поспешное отрицание было практически сведено на нет, когда Ая, опустил глаза, весьма эффективно пряча взгляд за длинной челкой. Он начинал понимать, что Йоджи, кажется, улавливает его нерешительность.

А тот хотел на все забить. Забыть этот взгляд и прямо сейчас затрахать Аю в матрац.

Но не смог.

Их разгоряченные тела были все еще плотно прижаты друг к другу. Йоджи приподнялся, убрал волосы с лица Аи и молча вопросительно уставился в его глаза.

- Да ничего, - Ая уже начал раздражаться. Он отпихнул руку Йоджи, касающуюся его волос. – Мы будем что-то делать или нет?

- Успокойся, - призвал Йоджи, не желая вступать в спор. Это было нелегко. Дашь чуть слабину, и Ая попросту свалит. Йоджи знал, что тот хотел сбежать. Это было заметно буквально в каждом изгибе его тела. Почувствовав, как под ним напряглись крепкие мышцы, Йоджи от души понадеялся, что его сейчас не сбросят на пол.

- Отвали от меня, - сказал Ая, и, безусловно, на сей раз он приказывал.

- Хорошо, - согласился Йоджи, но не сдвинулся с места. – Отвалю, если хочешь. Но постой-ка – что случилось?

- Ничего!

- Чушь собачья!

Он ждал, стойко игнорируя злобные взгляды и стараясь смотреть на Аю честными глазами.

- Люблю тебя, - решил прощупать почву Йоджи и отважился на нежный поцелуй в щеку.

- Перестань, - Ая попытался вырваться, но сделал это как-то нерешительно.

- Ая, ты сводишь меня с ума. В чем дело? Мы же обычно не ссоримся во время секса.

До и после – да, но никогда во время. И конечно же потому, что Йоджи знал занятие получше, чем исследовать эмоциональное состояние своего возлюбленного убийцы посреди этого действа.

- Ни в чем, - продолжал настаивать Ая, отвернувшись от Йоджи. Длинная золотая сережка поблескивала на его шее, когда он пялился в стену.

- Если расскажешь, оставлю тебя в покое.

Но, по-видимому, это были не те слова, что он хотел услышать. Ая даже вздрогнул, почти незаметно, но Йоджи успел увидеть. И что, блядь, это было?

- Пожалуйста.

Он изо всех сил старался быть терпеливым, а Ая выбрал чертовски неподходящее время для душевных откровений. Йоджи нужно быть осторожным. Такое случалось не так уж часто, честно говоря, и если он прервет сейчас Аю, то это может больше не повториться. А если вдруг кончит на его бедро, то точно получит по морде.

- А ты…

- Что? – спросил Йоджи в замешательстве. Ая по-прежнему на него не смотрел.

- Наслаждаешься этим? Сексом? С… со мной?

Глупый вопрос. Но Йоджи, к счастью, не произнес этого вслух. А просто снова поцеловал Аю. Нежно.

- Да, - ответил он прямо. – Ты очень хорош в постели, малыш.

Попытка слегка разрядить обстановку не возымела успеха, но произнеся ласковое прозвище, Йоджи все же добился, чтобы Ая на него посмотрел. Но несмотря на то, что Ая как-то упустил из виду, что надо бы посмотреть на Йоджи построже, того не покинуло чувство, что им, возможно, придется продолжить обсуждение.

- Серьезно, Ая. Ты же знаешь, как мне это нравится.

Снова задумчивое выражение лица. Слишком много ненужных мыслей. Да что происходит в его голове?

Йоджи со вздохом поднялся и, потянув Аю за руки, усадил к себе на колени, лицом к лицу. Руки тотчас же крепко обхватили за шею, и Ая положил голову на угловатое плечо Йоджи. Было чертовски приятно, что Ая так близко, но лучше бы это произошло при более благоприятных обстоятельствах.

- Ну что случилось? – снова спросил Йоджи.

- Ничего, - ответил Ая, но уже помягче. – Думаю… Нет, ничего.

«Ая» и «разговор» - слова, практически несочетающиеся. Несмотря на холодное высокомерие, Ая мог быть восхитительно застенчивым, когда ему требовалось облечь свои мысли в слова. Вернее, не совсем так. Все, что касалось прямого текста, выражалось легко. То бишь, на миссии, в магазине, или если вдруг Йоджи был пойман с сигаретой в неположенном месте, Ая умел распорядиться и изложить план действий лучше, чем кто-либо из Вайсс. Но вот выразить словами свои чувства, было для Аи чертовски тяжело.

- Ничего-ничего? - снова попытался Йоджи, утыкаясь носом в щеку Ае, и крепко обнял его за талию. Господи, какой же он классный…

Снова повисло молчание. Но затем Ая поднял голову и посмотрел Йоджи в глаза.

На секунду тому показалось, что рыжик собирается с ним порвать. Мысль достигла члена Йоджи и сообщила, наконец, этому нетерпеливому органу, что происходит кое-что важное и мозгу его хозяина требуется кровь, которая практически вся в нем скопилась. Ая, как Йоджи заметил, бросив взгляд между ними, был полувозбужден. Вообще непонятно, что происходит.

- Я… - начал Ая, но затем остановился и громко сглотнул. – Ты запал на ту девицу.

- Я же сказал тебе, что нет! – возразил Йоджи, моментально раздражаясь.

Оказывается, всему виной была та цыпочка, которую он даже не стал лапать. Но вся злость сошла на нет, когда Ая легко коснулся его плеча.

- Ты все время на нее пялился… И еще – ты же говорил, что по кое-чему соскучился.

Взгляд фиолетовых глаз стал более настойчивым.

- Ладно, черт, да не знаю я. В смысле, думаю, я бы хотел, но лучше с тобой, знаешь ли.

- Йоджи, - произнес Ая очень серьезно. Он снова остановился, но потом, по-видимому, принял решение и уже не колебался. Скользнув по волосам Йоджи, он взял его лицо в ладони. – Я много чего могу сделать для тебя. Я согласен использовать те штуки, что ты хранишь в нижнем ящике прикроватной тумбочки. Я могу одеться в кожу или шелк или поливинилхлорид. Или даже надеть те чертовы кошачьи ушки, о которых ты постоянно талдычишь. Я надену ошейник и поводок, но никогда не буду носить женские шмотки. Я не девушка, и если это проблема, то ты должен решить ее прямо сейчас.

Прямо целая тирада. Особенно для Аи. Конечно, надо было бы задуматься над нерешительностью и сексуальностью Аи, но все внимание Йоджи было приковано к словам «поводок» и «ошейник», посылающими легкие волны возбуждения. И его мозгу снова потребовалась порция крови. «Думай!» - потребовал он. «Кошачьи ушки!» - поступил ответ.

- Ммм…

- Она есть? – спросил Ая.

- Что?

- Йоджи! – он настаивал. – Это и вправду для тебя проблема?

- Нет! К черту! Ая, я не хочу никаких женщин!

Ая слегка расслабился и, захватив Йоджи за волосы, притянул его к себе настолько близко, что, казалось, они дышат дыханием друг друга.

- Чего ты хочешь? – губы Аи касались губ Йоджи, когда он говорил.

- Тебя.

- И все?

- Ты что-то говорил о кошачьих ушках?

Разве мог он желать большего, подумал Йоджи, глядя на легкую улыбку, что заиграла на Аиных губах.

*****

- Вот.

Ая с подозрением покосился на Йоджи.

- Это не бомба, - заверил тот.

- Мне от этого не легче, - ответил рыжик и взял из рук Йоджи пакет. Аккуратно снял белый бант, положил его на кровать и начал медленно освобождать содержимое от белой упаковочной бумаги. Очень терпеливо. Даже на Йоджи он не тратил столько терпения.

К тому времени, как показался край коробки, Йоджи окончательно извелся, не выдержав напряжения. Со всем мастерством и скоростью, на которые он только был способен, Йоджи зацепил крышку, и торжественно сдернул ее с коробки.

- Тадамм!!!

- Йоджи…

- Ой, нет, они черненькие, видишь, не страшные. Очень крутые.

- Кошачьи уши не могут быть крутыми.

- Возможно. Но смотря на ком, - согласился Йоджи и освободил их от упаковки. Осторожно, боясь быть избитым, он водрузил ушки на голову своего возлюбленного. В течении секунды по лицу Аи ничего невозможно было понять, но потом на нем появилось что-то вроде снисходительного интереса.

- На тебе, - объявил Йоджи, - они смотрятся совершенно отпадно!

- Заткнись.

- Заткнуться и поцеловать тебя?

- Пожалуйста.

OWARI.

@темы: подарки от замечательных людей, вайссомания

---

Подарок от крысоласки. Маньяки, запахи и фарфоран

25.06.2011 в 15:17

Пишет  крысоласка:

подарок для fundo
Название: вкус наших желаний
Автор: крысоласка
Бета:  Iren.
Пейринг: Фарфарелло/Абиссинец или всё наоборот
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: про маньяков
fundo Поздравляю с наступившим Днём Рождения! Маленький подарочек от меня, он немного про маньяков, но ведь и наши желания не всегда образец благочестия и благоразумия, и именно это делает нашу жизнь интересной.

Фарфарелло

Что может быть скучней работы, на которой ты не нужен. Праздность убивает ум.
Смерть может быть красивой, полезной или нужной, но не пустой.
Сейчас я был не нужен для охраны клиента, и вокруг меня была пустота.
Можно было следить взглядом за передвижениями господина Танадзаки, мысленно отчленяя пороки от его высохшего тела.
Жадность – её можно вырвать из живота, впалого и обвисшего дряблой кожей.
Лживость – из костлявого горла.
Похоть…
Его тело всё состояло из похоти, выделяя её даже через поры желтоватой, лоснящейся потом кожи, пронизанной красными прожилками лопнувших сосудов и капилляров.
Горький пот, мутный, как саке в его чашке, и такой же вонючий, проступал на худой шее и висках, тут же впитываясь в твёрдый отворот накрахмаленного воротника рубашки.
Втягивая этот запах восточной похоти, каменно-тяжёлый с едко сладкими кристалликами всевластия, я не мог отвести взгляда от худой шеи, к сожалению, всё ещё нашего клиента.
Где-то краем сознания я чётко отслеживал стук клавишей, Оракул работал на ноутбуке, забывшись в потоке бесконечных цифр. Библия Кроуфорда написана денежными единицами всех стран мира, и его не стоит отвлекать от этого увлекательного чтения.
Горечь похоти сластит кристалликами соды, и этот запах становится всё сильней, оседая на моих пальцах. Свесив руку вниз, перебираю пальцами, трогая густой липкий воздух. Между мной… и Та-на-д-за-ки три метра…
Равномерный перестук клавишей обрывается тишиной. Скрип кожаного кресла под тяжестью человеческого тела, Кроуфорду не нужен ментальный поводок, чтобы я ощутил его недовольный взгляд.
Это похоже на игру, в которой я делаю вид, что подчиняюсь, а он, что знает, чего хочу я.
Отворачиваюсь.
Вид из окна пресен, стекло похоже на зеркало, отражающее иное измерение. Дома, дороги, машины, снующие между всем этим нагромождением маленькие фигурки людей. Кроуфорд мне обещал интересное. Я умею ждать, просто иногда надо напомнить о себе.

Большие города полны уникальными запахами человеческих пороков, и никакой смог, выдыхаемый миллионами автомобилей, не может перебить вкус людской толпы. Они все пахнут тёплым и живым, своими и моими желаниями.
Я не телепат, и пустые мысли не увлекают меня, мне неинтересно будущее этого стада, хотя Оракул пристально следит за судьбой доверенной нам овцы. Мне нравится распаковывать жизнь из души и тела.
Наш новый подопечный – пожилой японец, сморщенный и жёлтый, с блеклыми седыми клочками волос, стянутыми в тощую косицу, и мутными выцветшими глазами, скрытыми под набрякшими обвисшими веками.
Старик постоянно кутается в хлопковое кимоно, пряча иссохшие, скрюченные артритом пальцы в широкие рукава своей многослойной одежды. Уже с первой нашей встречи я представил, как будет хрустеть его высохшее тело под моими пальцами, словно тонкая хорошо прожаренная хлебная корочка.
Кроуфорд мне обещал.

***
Господин Танадзаки – известный меценат в сфере культуры искусства и детского творчества. Бывший политик, с честью покинувший свой пост, «уступив» его более молодым талантам, он сохранил все свои связи и умело манипулировал ставленником, фактически сохранив за собой пост и влияние. Удачливый бизнесмен, щедро жертвующий огромные суммы детским творческим организациям. Его рады видеть на всех мероприятиях, которые он финансирует, театр, балет, художественная выставка, музыкальные вечера.
Юные, чистые здоровые детские тела, к которым хочется прикасаться, даже если твое собственное уже не способно выделить ни капли жизненной влаги, ни поднять иссушенный корень мужской силы. Но разве это так важно? Дети, их можно целовать, собирая сухими губами сладкие слёзы, и погружать неповоротливый, словно распухший язык в их горячий маленький рот.
Господин Танадзаки щедро оплачивал право выбора среди тысяч одарённых детей, он умел заплатить за молчание, а доказательств не оставалось. Ведь в девяностодвухлетнем старике никто уже и не заподозрит звериную похоть плотских удовольствий. А те, кто знал о его непроходящей «жажде», молчали. Умение быть полезным не обязательно заключено в деньгах.

***
Это удобно, иметь статус психа, я его получил всего лишь тем, что никогда не отказывался от реализации собственных желаний. Да и желаний своих ни от кого не прятал. У лабораторий в Розенкройц особый запах, стерильной безнадёжности. Если ты попал туда, то уже поздно боятся, просить, бороться. Надо принять всё, что тебе дадут, и выйти… живым. Это как игра в прятки, с правилами наоборот: один прячется, а толпа в белых халатах его ищет, и игра заканчивается только когда, тебя найдут.
Сейчас в этой комнате идёт игра в прятки, а пойманная нами малышка ещё не знает, что жизнь бесценна, и никак не желает сдаваться.

Я смотрю на старика, сгорбленного под собственной безразмерной жадностью. Сегодня он в нашей команде, команде загонщиков, а «прячется» семилетняя девочка. «Особый случай», который нельзя будет заставить молчать, поэтому и были наняты Шварц. Оракул и Телепат, один просчитывает последствия, второй стирает память. После. После того, как всё уже будет.
Зачем Кроуфорд берёт меня с собой на подобные задания, я не понимаю. Наги-то он оставляет дома.
Силовая поддержка?! Это даже не смешно. От кого и кого я должен защищать? Старика от семилетней малявки или малявку от извращенца?
За две недели уже было восемь таких особых случаев, и моей помощи ни в одном из них не требовалось. Старику всё нравилось делать самому, даже давить робкое сопротивление его жертв.
Они сидят на диване и смешно смотрятся вместе, когда пытаются целоваться. Девчонке явно противно, да она и не умеет, складывая губы в плотный бантик и зажмуривая глаза, а у старика уже плохо шевелится нижняя челюсть, и распухший белёсый язык неуклюже толкается в крепко сжатый рот ребёнка.
Лицо Шульдиха перекашивает от отвращения, в чью голову он сейчас залез, совершенно непонятно, но он старательно не смотрит на парочку на диване. Кроуфорд, наоборот, невозмутимо спокоен, он с удобством устроился в кресле напротив входной двери и что-то просматривает в ноутбуке, пристроенном на широком подлокотнике, изредка бросая взгляды на нас и клиента.
Когда старик всё же просовывает свой язык в рот девочки, та давится, начинает вырываться и плакать. Высушенные старостью руки не в силах удержать вертлявую малявку, она спрыгивает с дивана и бежит в сторону двери. Кроуфорд, даже не вставая с кресла, вытягивает свои длинные ноги и насмешливо кривит губы в хищном оскале. Для меня это почти игривая улыбка, а вот девчонка пугается и бросается к единственному окну. Я уже давно устроился на подоконнике, забравшись на него с ногами. Мне было плевать на косые взгляды нанимателя, он сюда тоже пришел не церемонии разводить. Дети меня не любят, а я и не настаиваю. Смотреть с высоты подоконника на то, как расширяются чёрные зрачки в узких глазах малявки, почти весело. Дёргаю её за чёрную тугую косичку.
– Бу, – пугаю, склоняясь лицом впритык к её лицу. Она пятится и упирается в диван, с которого только что соскочила.
– Если желаете, она будет покорной и сидеть как мышка, – подаёт голос Шульдих. Он устроился в стороне за барной стойкой и пристально изучает ассортимент многочисленных бутылок в стеклянном шкафчике.
– Нет, – резко обрезает Танадзаки. Сухой старческий голос ломается даже на таком коротком слове, и он заходится в булькающем кашле, поспешно схаркивая в платок сгустки мокроты из лёгких.
Узловатые пальцы цепляют подол длинного концертного платья девчонки, притягивая к себе юное музыкальное дарование. Мы увезли её сразу после выступления на детском концерте, Шульдих позаботился о мамаше, мне достались охранники. Этот ребёнок «сложный случай» именно потому, что её никогда не выпускали из виду, и родители оказались не из простых, а так же со связями и собственной охраной. После ребёнка придется вернуть, наш подопечный маньяк любит живых детей и до, и после общения. Я могу понять его жажду исполнения желаний и собственные принципы. Только уже давно не он владеет желаниями, а единственное желание завладело им. Похоть высушивает тела, выжимая их до капли.
Тебе стоит сдаться, малявка, дать то, что от тебя хотят, и тогда ты выживешь.
У безнадёжности вкус лекарств и антисептика. Я уверен, что тело этого старика захрустит под моими пальцами так же, как белые халаты лабораторных крыс, до которых я однажды смог добраться. Не чувствовать боль, это мука, но не тогда, когда ты движешься к цели.

– /Фарфарелло! Стоп/ – Мысленный приказ, подкреплённый ментальным толчком по мозгу.

Телепата стоило убить уже очень давно. Зло трясу головой, вытряхивая колкую мигрень из черепа, перед глазами россыпь искр. Когда восстанавливается зрение и координация, я понимаю, что всё так же сижу на подоконнике, только уже свесив ноги вниз и вцепившись пальцами в толстую штору. С усилием разжимаю кулак, выпуская смятую ткань. Тело ноет от нереализованного броска, похоже, Шульдих остановил меня едва ли не в последний момент. От окна до клиента было три шага малявки и один мой бросок.
Шульдих шарит в моих мыслях, и я почти вижу, как он давит на возбуждённые цепочки нервов, гася ярость и желание немедленно действовать.
Отдаваясь удовольствию этой ментальной боли, я мысленно представляю мозги Шульдиха, размазанные по стене. Рыжий смеётся и сглаживает, прячет своё присутствие в моём же сознании, предлагая найти, где он зацепился. В наш интимный разговор бесцеремонно входит Кроуфорд, его присутствие что-то вроде официального извещения из суда, подсунутого под дверь.
– /Прекращайте ваши игры. Это становится заметным/
– /Брось, Кроуфорд, этот старый засранец сейчас настолько занят облизыванием своей куклы, что ничего не замечает/ – Голос телепата звучит с весёлым вызовом, он не хочет показать, насколько ему опротивели все эти игры с малолетками и полудохлыми мумиями.
Мне скучно, я здесь совершенно лишний, а обещанный мне Танадзаки всё ещё остается нашим клиентом, которого нельзя трогать.
– /Фарфарелло, проверь безопасность на этаже/ – Кроруфорд отдаёт приказ, даже не отрываясь от экрана ноутбука.
Смешок телепата щекоткой растекается по моему телу, вызывая приятную дрожь. Мне хочется возбуждения, и Шульдих немедленно откликается на моё желание. В наших с ним отношениях нет ничего от любви. Рыжий даёт мне возможность прикоснуться к физической боли, я показываю ему удовольствие от человеческих душ.
– /Шульдих, прекрати! Фарфарелло, иди, и запомни, никаких трупов/ – Кроуфорд обрывает всё веселье.
Спрыгиваю с подоконника, и пристально разглядываю оракула. Что это? Видение, подарок, чтобы размяться, или мне просто дают возможность уйти?
Кроуфорд смотрит на Шульдиха, они явно о чём-то договариваются, минуя меня. Оглядываюсь на клиента. Танадзаки полностью поглощён девчонкой, которая беззвучно плачет, зажавшись в углу дивана. В комнате пахнет химической солью и стерильной безнадёжностью. Девчонка сдалась, и теперь её запах перебивает липкую горечь похоти старика.
Втягиваю носом воздух. Я умею ждать. Слышишь меня, оракул? Только не стоит долго испытывать мое терпение.
Закрыв за спиной дверь, я оглядываю пустой коридор. В этой гостинице весь этаж выкуплен корпорацией Танадзаки. Лифты заблокированы, и попасть сюда можно, только имея карту доступа. Выше находятся ещё три этажа, такие же закрытые, выкупленные частными организациями.
Толстый ковёр глушит мои шаги, а в коридоре едкий запах химчистки перебивает тёплый аромат пыли. Открывая немногочисленные двери, вслушиваюсь в особую жизнь, царящую в пустых комнатах. Таймеры электронных табло отщелкивают дни и часы в ожидании редких постояльцев, мерный гул кондиционеров, шелест воды в трубах. И повсюду сладковатый травяной запах высушенного бамбука и прогретой на солнце пыли. Интерьеры комнат были отделаны в традиционном японском стиле, но с европейской мебелью. Лёгкие бамбуковые ширмы и плетёные циновки, тяжёлые кожаные кресла, громоздкие вазы с синими драконами и цветами, тусклый солнечный свет, текущий из-под тонировки зеркальных окон.
В третьей открытой комнате я почувствовал запах камня и яблок, нагретой от тела стали и едва уловимый аромат засохшей крови. Так пахнет сад смерти, или его посланник.


Абиссинец

Одиночные миссии всегда вызывают сомнения, но по ним не принято задавать вопросов. Проще всего оказалось вскрыть электронный замок, труднее было пройти по полупустому холлу, не привлекая к себе внимание многочисленной гостиничной обслуги.
Этаж был совершенно пуст, и вдоль широкого коридора тянулась вдаль цепочка закрытых дверей. За какой из них скрывается моя цель, можно было определить только опытным путём, открывая все двери подряд. Звукоизоляция в этих комнатах была на высоте и наводила на мрачные предположения.
Я успел проверить только одну комнату, как совсем рядом раздался тихий щелчок открываемого замка. Скользнув внутрь только что проверенного помещения, я затаился за спинкой широкого кресла.
Тишина в комнате была оглушающая, определить, есть ли кто-то снаружи, было невозможно. Лишь спустя несколько минут напряжённого ожидания я понял, что это бесполезно, и бессильно откинулся на твёрдую спинку кресла. Шумный выдох разбавил тишину, оставалось только надеяться на удачу, выбираясь из этой комнаты. С улицы сквозь толстое трёхслойное стекло всё же пробивался невнятный городской гул, и от окна тёк жар полуденного солнца. Неудачное время для миссии, срочность, и невнятная формулировка. Но именно это задание оплачивалось едва ли не в десять раз выше любой из предыдущих миссий. Единственное, что я понял, что был похищен ребёнок, и что охрана хоть и будет состоять из профессионалов, но не ожидает нападения. Можно было бы идти и вдвоём, но, кроме Оми, в цветочном магазине никого не было, у Кудо и Хидаки был выходной, которым они и воспользовались каждый в собственных интересах и вдали от дома. У Оми сегодня ещё были занятия в школе.
Электронный замок пискнул, и тяжёлая дверь гостиничного номера бесшумно открылась. Человек, остановившийся на пороге комнаты, дышал так же бесшумно, как и я.
Охрана?
Он не мог услышать меня или поймать моё отражение в стекле, и я ещё не оставил следов моего присутствия на этаже.
Тяжёлое дверное полотно стало медленно закрываться, цепляясь за высокий ворс ковра на полу. Щелчок закрываемого замка, и едва слышимый писк электроники.
Я не слышал шагов, дыхания, шороха одежды, действия охранника были невидимы для меня. Может, он лишь заглянул в комнату, делая стандартный обход? Но что-то не давало расслабиться. Предчувствие опасности шевелилось в груди, рядом с лёгкими, не давая им втянуть большой глоток воздуха.
За закрытой дверью, в комнате, остались двое убийц.
Упираясь большим пальцем в цубу, сдвигаю ножны с лезвия клинка. Шелест обнажающейся стали почти на уровне вибрации, которую я впитываю ладонью, а тусклый свет не даёт бликов на заточенной кромке лезвия, но именно этим движением я позволяю обнаружить себя.
Под тяжестью вспрыгнувшего на него человека широкое кожаное кресло с шумом выдыхает.
Рывок в сторону, и на то место, где я был всего секунду назад, падает широкая спинка. Шварцевский псих балансирует на опрокинутом кресле, скалясь в безумной усмешке. В его руках уже знакомый мне стилет. Короткое лезвие против моего меча, и я точно знаю, что он никого не будет звать. Но то, что напротив меня стоит Фарфарелло, означает только одно: телохранители моей основной цели – Шварц, и даже если они не ждали нападения, один с паранормами я точно не справлюсь.
Фарфарелло облизывает губы и мягко сходит с перевёрнутого кресла на ровный пол. Прямая атака в лоб не приносит нужного результата, псих выворачивается из-под лезвия, оставляя в воздухе срезанный светлый волос. Его короткая стрижка стала короче ещё на пару миллиметров, а я сменил позицию на более удобную для отхода к двери.
Широкий кожаный плащ только мешается, когда приходится драться в комнате, заставленной мебелью. Не встречаясь с моим клинком, Фарфарелло наносит несколько быстрых ударов, оставляя длинные разрезы на чёрной коже. На мне ни царапины, зато одежду можно сразу отправлять в помойку, появиться на улице в этих лохмотьях привлечёт больше внимания, чем выйти совсем без одежды.
Псих довольно скалится, и в единственном глазу искрится смех, именно это доводит меня до неконтролируемого бешенства. Сжав меч двумя руками, наношу рубящий удар сверху вниз. Хрустальный перезвон задетой люстры, и нас осыпает градом гранёного стекла. Меч с гудящим звоном врубается в бамбуковую ширму до середины и застревает в ней накрепко.
Не выпуская меча из рук, уворачиваюсь от пинка и прицельным ударом ноги сбиваю со стола вазу. Фарфарелло на лету перехватывает летящий в него снаряд и аккуратно ставит хрупкий предмет на пол, к стене.
Пока псих возится с антикварной вазой, я вытащил застрявший меч. Как раз вовремя, чтобы продолжить.
Ещё десяток минут мы сосредоточенно пытаемся убить друг друга, методично превращая мебель в комнате в хрустящие под ногами обломки.
Плащ пришлось сбросить, зацепившись рваной дырой за торшер, я пропустил удар в плечо и заработал неглубокую, но болезненную царапину от локтя до кисти. Вывернувшись из одежды, швырнул её в психа вместе с паршивой лампой, и пока тот пятился назад, пытаясь удержаться на ногах, постарался достать его мечом. Оказалось, что при желании можно фехтовать и торшером. Лезвие катаны гудело и вибрировало при столкновении с железной трубой, а Фарфарелло начал восторженно подвывать при каждом ударе.
За всё время нас никто не отвлёк и не остановил. Миссию можно было считать проваленной, даже если никто не услышал устроенный нами погром, то длительное отсутствие одного из охранников должно уже было вызвать вопросы. К тому же не стоило забывать про телепата и оракула.
Сбитое дыхание мешало сосредоточиться, а непрекращающиеся атаки Фарфарелло не оставляли времени на поиск выхода из этой ситуации. Псих явно наслаждался происходящим, и я почти понимал его. Наше противостояние не имело ни цели, ни результата. И когда отключалось мышление, обострялись чувства. Я начал понимать, что для шварца это игра, не более, он не собирается меня убивать, хотя сдерживать себя ему не нравится, всё же он получает удовольствие от этого боя.
Тихое рычание, идущее изнутри, внезапно отрезвляет. Я сам рычу и скалюсь, сжимая меч, ловя ответный отклик во взгляде Фарфарелло.
– Что ты хочешь… от меня? – сиплым голосом выдавливаю слова из горящих лёгких.
Усталость свербит мелкой дрожью в руках и коленях. Крепче сжимаю пальцы на рукоятке меча, давя предательскую ломоту в теле.
– Ничего. – Фарфарелло кривит пухлые губы в насмешке, и если бы не рассекающий их шрам, улыбка могла бы быть менее зверской. Он знает, как выглядит сейчас, и ему нравится собственный вид в остром осколке зеркала на стене.
– Тогда я пошел? – мотаю головой в сторону двери. До выхода можно добраться, не открывая спину противнику, но и Шварцу достаточно пары шагов, чтобы перекрыть мне выход.
– Уже? – Фарфарелло опускает руки, продолжая сжимать длинную ножку торшера.
– Дела. – Неопределённо пожимаю плечами и делаю шаг вбок, в сторону двери.
– Ты пришел за Танадзаки?
– За девочкой… и за Танадзаки. – В задании не было ни одной фамилии, только имя и фотография похищенного ребёнка, все остальные шли под стандартным определением «твари тьмы», что автоматически давало разрешение на их убийство.
– Малявку тебе отдадут… – Фарфарелло кивнул и замер, словно прислушиваясь к чему-то. – Через два часа. Может, подождёшь?
– Что вы с ней делаете, твари!? – Если я понял правильно, то девочка сейчас у остальных Шварц, а Фарфарелло связывался с Шульдихом.
– Мы. Ничего. – Псих улыбался.
Он никак не отреагировал на то, что я перестал двигаться к двери и вновь приготовился к атаке.
– Где она? – Новый выплеск адреналина в кровь, и я чувствую, как приходит в норму моё тело, вновь готовое к бою.
Фарфарелло втягивает носом воздух. Не сходя с места, он всем телом подаётся в мою сторону, и жадно облизывает припухшие обветренные губы.
– Ты пахнешь яблоками и металлом.
– Я пахну твоей смертью, Шварц.
– Мне нравится этот запах.
Он отбрасывает к окну остатки торшера, и в его руках больше нет оружия, но безумие в его единственном глазу светится жёлтизной волчьей луны.
– Девчонка выбрала жизнь, она не вспомнит ни минуты сегодняшнего дня. – Фарфарелло мягко ступает по крошеву осколков на полу, и под его ногой не скрипит даже битое стекло зеркал.
– Где она?
– Я могу отдать тебе её. – В голосе мягкие перекаты рычания и бритвенно-острая насмешка.
– Чего ты хочешь?
– Не так уж и много, Абиссинец. – Фарфарелло мягко отступает в глубину разгромленной комнаты, оставляя право выбора, уйти или остаться.
– Никаких сделок… с тобой, тварь, не будет. – Злость мешает говорить, но я не спешу уйти. Там ещё двое или трое Шварц, а здесь только один, а выслушать условия, это ещё не согласиться.
– Через час я верну её тебе целой и невредимой, это вполовину меньше того, что хочет получить наш клиент. – Фарфарелло наклоняется и подбирает из мешанины щепок и стекла свой стилет. Он не сводит с меня пристального взгляда, хотя по его спокойной улыбке и уверенным движениям понятно, что он уже не ждёт нападения.
– Нет. Сейчас.
– Сорок минут. И ты… – Фарфарелло лизнул холодное лезвие ножа, мягкими ударами кончика языка трогая острую кромку.
– … что ты хочешь? – это было почти поражение.
– Ты позволишь попробовать себя. – Отступив к окну, Фарфарелло убрал нож.


Фарфарелло

Вайса стоило подманить поближе. Я не рассчитывал на согласие, и проще было взять самому, то, что так заинтересовало. Только борьба отнимет время и, возможно, испортит половину удовольствия, или наоборот добавит.
Прикасаясь к холодной стали ножа, я предвкушал, каким может быть вкус Абиссинца. Режущим – как изгибающееся лезвие бритвы? Шершавым – как свежие шрамы? Сладковатым вкусом малахита, из которого плавится медь, или шелковистым, как поверхность его меча?
– … что ты хочешь?
Я победил!
– /Шульдих, через сорок минут я приду за девчонкой/ – Отправив это мысленное послание своей команде, я полностью переключился на Абиссинца.
– Мне нужно твое тело. Взамен ты получишь девчонку не тронутой. Это равноценно.
– Мне нужен ваш клиент, – шипит Абиссинец, но я уже читаю поражение в его глазах.
– Тебя послали да ребёнком, а «клиент» будет моим.
– Вы его охраняете!
– Только до конца этой недели, – пожимаю плечами, не понимаю, в чём проблема и недоверие. Клиента Кроуфорд мне не отдаст, но мы никогда долго не работаем на одного и того же человека, а это значит, что никто не будет жить слишком долго.
– Если хочешь, я принесу тебе его голову. После. – Щедрое предложение с моей стороны, но если это обеспечит послушного Вайса, то мне не сложно отправить посылку с таким подарком в цветочный магазин.
– Да. – И этот ответ Абиссинец даёт на все вопросы сразу.
– Опусти меч.
Клинок ложится на пол, верным псом у самых ног. Мне это не мешает, ему не поможет.
Когда я подхожу к нему на расстояние вытянутой руки, он дёргается, тянется наклониться за оружием, но тут же сам останавливает себя. Необычность ситуации ещё больше заводит меня, и я подхожу вплотную, сжимая его руками за плечи и запуская ладонь в яркие красные пряди волос.

Самые устойчивые запахи скрываются в волосах, там, где сальные железы не дают аромату тела раствориться в поте и воздухе. У Абиссинца тяжелые жёсткие волосы, они струятся между широко растопыренных пальцев, неохотно поддаваясь движению моей ладони. Когда я сжимаю его волосы в кулак, заставляя открыть шею, он остаётся неподвижен, только замершее напряжённое тело словно гудит.
Он ждёт от меня боли, но мне нужно от него совершенно другое.
Чужая боль неинтересна, ведь я не могу почувствовать её, а своей я не знаю. И всё же моё тело имеет свой порог чувствительности. Прикосновения, лёгкие толчки, удары, скольжение лезвия по верхним слоям кожи. Да, я не знаю боли сломанных костей и прожженной насквозь плоти, зуд заживающей или гниющей раны, вырванного сердца. Моё тело полое изнутри, иногда я режу себя ножом, чтобы убедится в обратном: кровь, мясо, кости…
А что скрывается под твоей кожей, Абиссинец?
Лезвие стилета обоюдоострое, и тонкий заточенный кончик легко прорывает упругую человеческую кожу, входя в глубину тела как в мягкое подтаявшее масло.
Фудзимия шипит, стискивая зубы, когда я протыкаю мышцу на его левом плече. Он терпит, не отстраняясь, не оказывая сопротивления. Его жертвенность ради совершенно незнакомой девчонки могла бы быть смешной, если бы не горящая в его глазах ненависть.
На мой алтарь добровольно лёг не жертвенный баран, а почти что тёмный ангел.
На бледной коже выступает обильный пот, ароматный, как терпкая вязкость зелёного чайного листа и спелая сладость египетских лимонов. Абиссинец пахнет несломленным упрямством. Тонкая струйка алой крови стекает вниз по предплечью, впитываясь в тёмный отворот свитера.
– Сними его. – Вещи тоже имеют свой, особый запах, того, кто их носил, и тех, кто прошел рядом. У меня только сорок минут, чтобы распробовать все ароматы Абиссинца, и мне не нужны остальные.
Вытащив лезвие из плеча, позволяю Фудзимии скинуть с себя свитер. Он кривится от боли в руке и вычурно осторожен с раной. Только я-то знаю, что этот прокол заживёт быстро, я не задел ни одной связки или вены. Может, это и больно, вот только держать меч он может и правой рукой.
– Штаны, бельё, носки, – отдаю команду.
Наблюдая за тем, как медленно Абиссинец расстёгивает ремень, недовольно рычу:
– Побыстрей. Иначе срежу эти тряпки с тебя ножом, и возвращаться будешь в том, что останется.
Он подчиняется, но всё равно тормозит, не собираясь стягивать носки.
– Это ещё зачем? – Фудзимия морщится, оттягивая резинку носков.
Он уже полностью обнажён, но каждый участок тела имеет свой неповторимый вкус и запах. Я молча сажусь на корточки рядом с ним и одним движением вспарываю тонкую ткань.
– Снимай. Я тебя предупреждал.
Мне уже не терпится погрузиться в это тело.
Расчистив у стены пол, я толкаю туда голого Абиссинца, вжимаюсь в него, фиксируя и устраивая под себя.
Схватив за широкое запястье, подношу его ладонь к своему лицу. Она мокрая и холодная, на ней сотни запахов и единственный, почти пряный вкус соли. На ладонях и ступнях нет сальных желёз, через миллионы пор проступает влага, которая тут же испаряется, растворяя в воздухе лёгкий почти неуловимый аромат. Пальцы Фудзимии пахнут кожаной оплёткой меча, сладкой свежей кровью и коричным маслом. Касаюсь языком шершавых твёрдых мозолей и очерчиваю линии жизни, рассекающие его ладонь. Его рука теплеет, и я чувствую толчки крови в капиллярах на кончиках его пальцев.
– Твои руки любят твой меч, они пахнут им. – Отпускаю ладонь Абиссинца, заглядывая в его лицо.
Он удивлён, ошарашен, растерян. Он полон решительности сдержать данное мне слово. Он всё ещё чего-то ждёт.

Ничего не надо, чтобы жить, всё уже есть в нас, надо только принять это.
Фудзимия не знает о своём теле ни-че-го. Он не живёт. Он ждёт… жизнь.
– Повернись. – Тяну его за плечо, разворачивая лицом к стене.
Он вздрагивает, но при этом облегченно выдыхает. Смешно. Наверное, решил, что его сейчас будут трахать.
Алые пряди разной длины на бледной коже похожи на ожившие языки осеннего пламени. Раздвигаю волосы на затылке, утыкаясь носом в манящее тепло. Вкус перезрелых медовых груш и паприки, шампунь из водорослей пахнет морской солью. У корней волос запах густой, слоистый, а спутанные пряди горчат парфюмерной отдушкой и городским смогом. Он мыл голову, совсем недавно. Жаль.
В складках тела дольше всего сохраняются ароматы, и я лижу тонкую кожу за ухом. Хочу знать, каким кремом или одеколоном пользуется вайс.
Длинная металлическая серёжка царапает мне щёку.
– Твоя сестра такая злая и холодная, – насмешливо шепчу в его ухо.
Он предсказуемо дёргается и, вырвавшись, резко разворачивается ко мне лицом.
– Не твое дело, Шварц. Ты ведь хотел трахнуть меня. Так в чём дело? Время уходит. Или ты передумал?
– А тебя это задевает? – смеюсь ему в лицо и, сжав рану на плече, пришпиливаю его рукой к стене. – Я хотел попробовать тебя, и именно этим сейчас и занимаюсь.
На его груди блестят дорожки пота. Разрываюсь между желанием впиться в плотно сжатые губы, или опробовать вкус его страха и боли. Крупная капля пота скатывается к напряжённому прессу, и я делаю свой выбор.
Вкус на его груди совсем не тот, что на руках и затылке. Он почти пресный, и лишь терпкость мускуса оседает на моём языке. Горошины маленьких сосков каменисто-твёрдые. Они такие же безвкусные, но если сжать на возбуждённом соске зубы, то можно услышать интересные звуки.
– Кхаааа, – давится воздухом Абиссинец.
Он не знает, куда дёрнуться, то ли отстраниться, то ли податься вперёд. Продолжаю покусывать твёрдые комочки плоти, всё сильнее и сильнее сжимая на них зубы. Минут через пять они становятся припухшими, тёмно-бордового цвета, кое-где с синими отпечатками от моих зубов. Фудзимия стонет горлом, давя в себе звуки предательского наслаждения, и до скрипа стискивая зубы.
Он не знает себя. Даже я узнал больше об его теле, всего за каких-то пятнадцать минут, и когда я встаю на колени, чтобы добраться до его паха, он, не осознавая себя, подаётся вперед, навстречу мне.

Дорожка тёмных волос от пупка к паху, смятые жёсткие завитки обрамляют уже вставший член. Твоё возбуждение такое же пресное, как твой страх. В нём нет даже горечи животной похоти, лишь тепло и соль сильного тела.
Я могу заставить кричать тебя от боли, и тогда к едва уловимому вкусу соли добавится едкая кислота выделяющейся мочевины, с аммиачной вонью. Провожу языком по выступающей вене от корня к головке, член едва заметно дёргается, наливаясь твёрдостью и жаром. Ты уже почти хочешь меня, и так невыносимо глухо не желаешь признавать своё желание. Мне стоит помочь тебе, Абиссинец, чтобы разрушить созданную тобой личность.
Твой член идеально входит в моё горло…

Абиссинец

Я хотел этого.
Подчиняться приказам психа и данному мной обещанию не сопротивляться было легко. Просто – как переступить лежащие на полу собственные штаны. Правильно – как путь к выбранной цели.
Трудно было только одно – не вцепиться в короткие светлые волосы Фарфарелло, чтобы глубже и резче вбиваться в его горло.
Он трахал себя моим членом, протяжно сглатывая и сжимая стенки горячего горла. Его губы, едва касаясь влажной от слюны кожи, скользили по напряженному стволу. Привалившись спиной к стене, я смотрел, как ритмично двигается его голова и перекатываются мышцы спины под тонкой футболкой.
Растекающееся по телу удовольствие расслабляло и заставляло сосредоточенно следить за Фарфарелло. Он не должен останавливаться. Пока я не кончу.
Время. У нас ещё было двадцать минут, прежде чем мы вновь будем пытаться убить друг друга.

Не понимаю его. Он заставил меня раздеться и обнюхал с головы до ног. Псих, не чувствующий боли, ведущий свою непонятную игру, и мне неважно, что ты задумал… пока неважно.
Дыхание сбивается, и я пытаюсь отвлечься от завораживающего зрелища сосущего мой член Фарфарелло. Он не заставит меня так быстро кончить. Соси, соси, глубже, сильнее…
Кладу руки на широкие плечи гайдзина, толкая его на себя. Ощущение прохладной кожи под пальцами бьёт диссонансом по нервам. Я совершенно голый, мне жарко, обжигающе горячий пот стекает по лицу, склеивая ресницы и пощипывая искусанную губу.
На Фарфарелло футболка и джинсы, а под ботинками с толстой подошвой хрустят осколки стекла. Для меня он расчистил участок пола, чтоб я можно было стоять босыми ногааа… ми. Псииих…

Кончик языка проникает в уретру, щекоча и растягивая, вызывая тянущую боль и такое же наслаждение. Я впиваюсь пальцами в его плечи, желая подстегнуть, довести, заставить дать мне больше, чем это обманчивое проникновение.
Фарфарелло отстраняется и недоумевающее смотрит на меня.
Я совсем забыл, что этот псих не чувствует боли, забыл, и это прочти так же смешно, как то, что один из Шварц стоит на коленях и делает мне минет.
Смех бьется из грудной клетки, меня колотит в беззвучном припадке. Слишком давно не смеялся вслух, чтобы начинать здесь и сейчас.
– Попроси меня. – Пристальный осязаемый кожей взгляд единственного глаза. Фарфарелло знает и любит собственное безумие. – Проси, – он смотрит снизу вверх, задрав лицо и обнажив шею.
– Хочу тебя трахнуть, – сжатая челюсть едва двигается, язык почти прилип к нёбу.
– Хорошо, – усмешка на губах.
Фарфарелло легко поднимается на ноги и спокойными уверенными движениями спускает до колен кожаные штаны.
Ждать дальше я не намерен. Толкаю его к стене и ступнёй стягиваю штаны ниже, прижимая их к полу.
– Подними ногу.

Он слушается. Перехватываю под коленом и резко задираю ногу выше и вбок, открывая себе доступ.
Фарфарелло даже не покачнулся, лишь довольно оскалился, позволяя мне и дальше действовать самостоятельно. Прижимая его к стене одной рукой, ладонью другой шарю между его ягодиц.
Пальцы трут сжатый анус. Тугой, с едва заметными неровностями и совершенно не разработанный. Чёртов псих! Я готов отступить, но Фарфарелло, приоткрыв рот, быстро и жадно облизывает припухшие губы.
– Ты забыл, – насмешливый тон, ломающийся, то звонкий, то глухой голос. – Я не знаю боли.
– Помню, – не хочется застрять или навредить – и себе тоже.
Псих заходится сухим лающим смехом и внезапно обрывает собственное безумие.
– Ещё раз. Действуй, – он полностью серьёзен и возбуждён, как и я.

Толкаю один палец в сжатую задницу и понимаю, что тело подо мной расслабляется, впуская и принимая.
Следующим движением вгоняю сразу три пальца, растягивая сопротивляющиеся мышцы ануса.
– …нет смазки… – Мои движения слишком резкие, нетерпеливые, и я не хочу останавливаться. Эта власть, этот грубый, почти жестокий секс среди разгромленной комнаты… эта сорванная с ограничений сила… желание – как горячее саке, без вкуса, с запахом пара, и крови… оно лишь обжигает глотку и сразу бьёт под дых тяжестью опьянения.
– Твоя кровь, – смеётся псих и с размаху насаживается на мои пальцы.
Как я мог забыть о ране?!
Плечо полностью до локтя залито уже высохшей кровью. Прокол от стилета был тонким и почти сразу закрылся, запечатанный свернувшейся кровью. Я настороженно смотрю, как пальцы Фарфарелло ложатся на рану и давят, открывая вновь.
Полностью почувствовать боль не даёт моё же возбуждение, а по плечу уже бежит тонкий ручеёк крови.
Подставляю ладонь и жду, когда наберётся достаточно, чтобы смазать член. Тёплая густая жидкость медленно собирается в тёмную лужицу.
Размазываю кровь по члену. Фарфарелло дышит, шумно втягивая воздух через нос. Ему явно нравится запах и вид крови.
Прижимаюсь к нему вплотную, закидывая его ногу на свое бедро. Одним толчком вбиваю член в его зад. Тесно до пережимающей кольцом боли, горячо до облегчённого выдоха. Секундная передышка для нас обоих.
Чувствует ли Фарфарелло боль или нет, я не могу больше себя сдерживать, только не с ним.
Вбиваюсь в покорное тело, с исступлением и яростью. Руками вжимая Шварца в стену и почти удерживая его вес на себе. Он сам крепко держится за меня, руками и одной ногой. Постепенно ярость растворяется, исчезая в судорогах подступающего оргазма, стекая по спине потом, сочась спермой в шелковую глубину тела. В какой-то момент Фарфарелло замирает, и я ощущаю пульсацию его члена, зажатого между нашими телами.
Долгий выдох, и, закрыв глаза, вдохнуть пряный запах наших тел, пропитывая им стенки лёгких, как сигаретным дымом.

Резкий стук в дверь, и щелчок электронного замка.
Мы трахались к коридоре, и открывший дверь шварцевский телепат сразу же наталкивается на нас.
Фарфарелло бьёт кулаком по открывающейся двери, и только отменная реакция рыжего позволяет ему остаться с головой на плечах.
Звучный восторженный мат слышно даже из-за толстой двери.
– Ты ему понравился! – на полном серьёзе сообщает псих.
– Не люблю рыжих. – Отхожу от Фарфарелло и оглядываюсь в поисках сброшенной одежды.
– Сорок минут вышли. Где девочка?
– Надо спросить у Шульдиха, – пожимает плечами Шварц и тоже начинает одеваться.
Когда через пару минут мы вдвоём выходим в коридор, там уже никого нет.
– Они ушли. Твоя девчонка в комнате, в конце коридора. Спит.
Фарфарелло уходит, совершенно спокойно повернувшись ко мне спиной. Я жду, пока он вызовет лифт своей карточкой и покинет этаж, и лишь тогда иду на поиск ребёнка.
Я никогда не смог бы повернуться спиной к врагу.

***

Через три дня, курьерской службой, в один из цветочных магазинов где-то в спальном районе Токио была доставлена небольшая коробка и букет красных роз.
В коробке была отрезанная человеческая голова – бывшего весьма влиятельного политика и известного в Японии мецената. У него был вырван язык и отрезаны губы. От Критикер немедленно прислали человека, забрать воняющую разложением посылку.
Букет Ая выставил в продажу, без зазрения совести приписав на ценнике пять нулей к немаленькой цифре.
А в кармане его джинсов ещё долго лежала совершенно белая открытка, на которой бурыми чернилами (а может, вовсе и не чернилами) была нарисована ветка ландышей и выведено всего одно короткое предложение:

«Мне понравился твой вкус»

КОНЕЦ

@темы: подарки от замечательных людей, вайссомания